– Я должен предупредить Виннету, – сказал я.
– Ни в коем случае! – вскричал Сэм. – Ну как вы не понимаете? Вы предупредите апачей, они не попадут в ловушку и будут нам угрожать. Нет, пусть кайова победят их и возьмут в плен. А мы тайком освободим их! Ясно? Тогда они будут благодарны нам и откажутся от мести. В худшем случае потребуют одного Рэттлера, а уж этому я препятствовать не стану. Ну разгневанный джентльмен, что вы на это скажете?
Протянув руку Хокенсу, я сказал:
– Вы прекрасно все придумали, дорогой Сэм!
– Неужели? А кто говорил, будто Сэм Хокенс поедает полевых мышей? Оказывается, и он может на что-нибудь сгодиться, хи-хи-хи! Вы согласны?
– Согласен, дорогой Сэм!
– Тогда отдыхайте, выспитесь хорошенько. Завтра будет много работы. Я расскажу все Стоуну и Паркеру.
Ну разве старина Сэм не чудесный парень? Конечно, он далеко не стар, ему не больше сорока лет, но невероятно заросшее лицо, фантастический нос, возвышавшийся над этой разительностью, как сторожевая башня, кожаная куртка, будто сколоченная из досок, старили его неимоверно.
Здесь необходимо объяснить смысл слова «олд» – «старый». Употребляется это слово не только для обозначения возраста, но и в дружеском общении с близкими приятелями: «старик», «старина». Человек, о котором идет речь, не всегда стар, часто весьма молод. Но слову «старый» нередко придают и другое значение. Говоря о ком-то: «старый бездельник», «старый молчун», «старый мошенник», – обычно подчеркивают какую-то характерную черту, отличающую данного человека.
Именно такое значение придают слову «олд» на Западе. Известнейшего охотника прерии звали Олд Файерхэнд. Он прославился меткостью выстрела, и его нарекли «Огненная Рука». Предшествующее имени слово «Олд» подчеркивало исключительную меткость. И к моему имени «Шеттерхэнд» впоследствии прибавили «Олд».
Сэм ушел, а я попытался уснуть, но тщетно. В лагере громко обсуждали происшествия последних дней и радовались приходу индейцев. И шум в лагере, и собственные мысли не давали заснуть. Хокенс настолько поверил в свой план, что полностью исключал возможность провала, однако я не разделял его оптимизма. И потом, можно ли освободить Виннету и его отца, не подумав об участи остальных апачей? Бросить их на произвол судьбы? Но четыре человека не смогут освободить всех апачей незаметно, не навлекая на себя подозрений. И еще, апачей возьмут в плен, добровольно они не сдадутся, значит, будет бой. И тут не надо большого ума, чтобы понять: яростнее всех в таком случае будут сражаться те двое, кого мы хотим уберечь, значит, именно им грозит наибольшая опасность. Как их спасти от смерти?
Мысли одолевали меня, я ворочался с боку на бок, но ничего не мог придумать. В конце концов я решил положиться на опыт Сэма Хокенса, поклявшись самому себе встать грудью на защиту вождей, если это понадобится. С тем я и уснул.
Утром я с особым рвением приступил к прокладке трассы. Впрочем, все остальные тоже старались как могли, так что работа продвигалась быстрее, чем обычно. Рэттлер держался в стороне, слоняясь без дела. Его люди по-прежнему относились к нему вполне по-дружески, словно ничего не произошло. Наблюдая за ними, я пришел к выводу, что в случае стычки с Рэттлером глупо было рассчитывать на их помощь. Вечером оказалось, что мы прошли участок в два раза больший, чем надеялись, несмотря на сложную трассу. Разбив лагерь на новом месте, уставшие, мы сразу после ужина легли спать.
На следующий день мы так же усердно работали до обеда, пока не появились индейцы кайова. Они без особого труда нашли место нашей новой стоянки.
Крепкие, воинственного вида индейцы сидели на хороших лошадях, и у всех без исключения были ружья, ножи и томагавки. Воинов было больше двухсот. Вождь кайова действительно отличался необыкновенным ростом, строгими, скорее даже угрюмыми чертами лица и хищными глазами, в которых горела жажда наживы и разбоя. Звали его Тангуа, что значит «предводитель». Взглянув на него, я испытал чувство страха и тревоги за судьбу Инчу-Чуны и Виннету.
Прибывший к нам в качестве друга и союзника, Тангуа вел себя отнюдь не дружелюбно. Он напоминал тигра, готового сожрать даже пантеру, только что охотившуюся с ним бок о бок. Тангуа вместе с Бао ехал во главе банды краснокожих. Приблизившись, он не сошел с лошади, чтобы поздороваться с нами, а повелительным жестом отдал приказ, исполняя который индейцы мгновенно окружили лагерь. Не говоря ни слова, Тангуа направился к нашему фургону и, приподняв полотняный полог, заглянул внутрь. Содержимое явно заинтересовало его. Спешившись, он забрался в фургон, чтобы обследовать его.
– Ого! – произнес Сэм. – Кажется, Тангуа считает нас и нашу собственность своей добычей, чтоб мне лопнуть! Он принимает Сэма Хокенса за дурака, который пускает волка в овчарню, но он ошибается. Сейчас я его приструню.
– Поосторожнее, Сэм! – забеспокоился я. – Их двести человек! Преимущество на их стороне.
– Преимущество в числе, но не в хитроумии, хи-хи-хи!
– Мы окружены.
– Вижу. Вы что, думаете, у меня нет глаз? Кажется, мы привели сюда не лучших помощников. Раз Тангуа приказал окружить лагерь, значит, он и нас вместе с апачами собирается засунуть в свой карман, а может, и проглотить. Ну нет, этот кусок ему не по зубам! Пойдемте к фургону, послушаете, как Сэм Хокенс говорит с такими мерзавцами! Я хорошо знаю Тангуа, а он прекрасно осведомлен, что я в лагере, и тем не менее не счел нужным приветствовать меня. Плохой знак! Взгляните на эти грозные лица. Ну да ладно, я им сейчас покажу, чего стоит Сэм Хокенс. Пойдемте!