– Вождь апачей должен знать, что храбрые и трусы, хорошие и злые люди встречаются повсюду.
– Мой брат прав, я не хотел его обидеть, однако ни один народ не может считать себя лучше другого только из-за различия в цвете кожи.
Не желая продолжать эту щекотливую тему, я заговорил о другом:
– Что теперь намерены делать воины апачей? Начнутся похороны Клеки-Петры? Можем ли мы присутствовать при этом?
– Да. Я сам хотел просить тебя принять участие в погребении. Ты разговаривал с Клеки-Петрой в тот момент, когда мы отправились за лошадьми. О чем вы говорили?
– Об очень серьезных вещах. Для меня это был чрезвычайно важный разговор. Ты хочешь знать, о чем мы говорили?
– Да!
Тут к нам подошел Виннету, и я продолжил рассказ, обращаясь к ним обоим:
– Когда вы ушли и мы с Клеки-Петрой остались вдвоем, он сказал мне, что очень любит вас и ради Виннету готов отдать свою жизнь. Великий Дух вскоре исполнил его желание.
– Почему он хотел отдать за меня свою жизнь? – удивился юный вождь.
– Потому что любил тебя.
– Когда он умирал на моей груди и сказал тебе что-то на незнакомом языке, то говорил обо мне?
– Да.
– Что он сказал?
– Он просил, чтобы я остался верен тебе.
– Чтобы… ты… остался… мне верен? Но ты же меня еще совсем не знал!
– Нет, знал. Я видел тебя, а кто хоть раз встретит Виннету, тот сразу поймет, что за человек стоит перед ним. Кроме того, Клеки-Петра рассказал мне о тебе.
– А что ты ему ответил?
– Я пообещал исполнить его волю.
– Его последняя воля… И ты выполнил ее. Ты поклялся ему быть верным мне, ты оберегал меня, охранял, а я все это время преследовал тебя, как врага. Тот удар ножа мог быть смертельным. Я в огромном долгу перед тобой. Будь моим другом!
– Я уже давно твой друг.
– Моим братом!
– От всего сердца!
– Мы над гробом того, кто вверил тебе мое сердце, заключим союз! Нас покинул благородный бледнолицый, но, уходя, привел к нам другого, такого же благородного. Пусть моя кровь станет твоей, а твоя – моей! Я выпью твоей крови, а ты – моей! Мой отец Инчу-Чуна, великий вождь апачей, даст позволение!
Инчу-Чуна с радостью протянул нам руки:
– Позволяю! Вы станете братьями, будете как один воин, как один муж в двух телах! Я сказал! Хуг!
Мы направились к месту, где возводили склеп. Я спросил, каких он будет размеров, и попросил дать мне несколько томагавков. Затем вместе с Сэмом, Диком и Биллом отправился в верховье реки, отыскал в лесу нужное дерево и сделал крест. Когда мы вернулись в лагерь, обряд погребения уже начался. Индейцы разместились вокруг строящегося склепа и затянули монотонную траурную песню. Однообразная мелодия прерывалась время от времени жалобными вскриками.
Дюжина индейцев под руководством вождя возводила склеп, а между ними и плачущей толпой крутилась и приплясывала странно одетая и разукрашенная фигура.
– Это кто? Шаман? – спросил я.
– Да, – ответил Сэм.
– Христианина хоронят по индейским обычаям! Что вы на это скажете, любезный Сэм?
– А вам не нравится?
– Да как-то не очень.
– Смиритесь с этим, сэр! И ни слова вслух, не то смертельно обидите апачей.
– Весь этот маскарад противен мне гораздо больше, чем вы думаете.
– Они поступают так из самых чистых побуждений! Для вас это богохульство?
– Безусловно.
– Вы пока не понимаете их простые, бесхитростные души. Они верят в Великого Духа, к которому отправился их друг и учитель, и должны совершить обряд расставания, как завещали их предки. Все, что тут выплясывает шаман, носит чисто символический характер. Позволим же им делать так, как велит их обычай, а мы поставим на могиле крест.
Мы положили крест рядом со склепом. Виннету спросил:
– Этот знак христиан будет стоять на камнях?
– Да.
– Хорошо. Я сам собирался просить моего брата, Сэки-Лату, сделать крест, потому что в комнате Клеки-Петры висел такой же, и он перед ним молился. Мне хотелось, чтобы его могилу охранял символ его веры. Где должен стоять крест?
– Наверху.
– Как на высоких домах, в которых христиане поклоняются своему Великому Духу? Я прикажу поместить его там, где ты скажешь. Садитесь и смотрите, так ли мы делаем?
Склеп был построен, наверху установлен крест. Незаделанным оставалось пока лишь отверстие для гроба.
В это время Ншо-Чи принесла две наполненные водой чаши из обожженной глины и поставила их на крышку гроба. Их назначение стало мне понятно позже.
Все было готово к погребению. Инчу-Чуна подал знак, и траурные песнопения прекратились.
Шаман присел на корточки. Вождь приблизился к гробу и медленно начал торжественную речь:
– Рано утром солнце всходит на востоке, а вечером заходит на западе. С приходом весны начинается год, а зимой все засыпает. То же происходит с людьми. Не так ли?
– Хуг! Ты сказал! – раздался скорбный возглас.
– Человек, как солнце, всходит, поднимается на гребень жизни и нисходит в могилу. Подобно весне, появляется на земле и отходит ко сну, словно зима. Но солнце после заката вновь встает на следующее утро, а зима опять сменяется весной. Не так ли?
– Хуг!
– Так учил нас Клеки-Петра. Человек сходит в могилу, а по другую сторону смерти воскресает, словно новый день, словно новая весна, и поселяется в стране Великого Духа навечно! Так объяснял нам Клеки-Петра. И теперь ему суждено проверить самому, правда ли это, ибо он исчез, как день и год, а его душа отправилась в жилище мертвых, куда всегда стремилась. Не так ли?
– Хуг!
– Он верил в одно, мы верим – в другое. Мы любим друзей и ненавидим врагов, а он учил, чтобы мы возлюбили и врагов наших, ибо и они наши братья. Мы говорим, что наши души попадут в Страну Вечной Охоты, а он твердил, что его душа будет пребывать в Стране Вечного Блаженства. Но порой мне кажется, что наша Страна Вечной Охоты и есть та самая Страна Вечного Блаженства. Не так ли?