– Да.
– А почему оставили мне то, что было в карманах?
– Так приказал мой брат Виннету.
– А ты знаешь, почему он так сделал?
– Ты расположил его к себе.
– Хотя он и считал меня своим врагом?
– Да. Ты только что сказал, что полюбил его с первой минуты, и он почувствовал к тебе то же самое. Виннету очень жалел, что ты ему враг, и не только…
Она запнулась, опасаясь обидеть меня неосторожным словом.
– Говори!
– Не могу.
– Тогда скажу я. Он был сильно огорчен, думая, что я негодяй и обманщик, а вовсе не из-за того, что я враг, потому что даже враг может вызывать уважение. Верно?
– Ты правильно догадался.
– Еще один вопрос: что с Рэттлером, убийцей Клеки-Петры?
– Сейчас его привязали к столбу пыток.
– Что? Сейчас? Именно сейчас?
– Да.
– И я ничего не знаю об этом? Почему скрыли от меня?
– Так хотел Виннету.
– Но почему?
– Он подумал, что твои глаза и уши не смогут этого выдержать.
– Виннету не ошибся, но все-таки я смогу и смотреть, и слышать, хотя и с одним условием.
– Каким?
– Скачала скажи, где будет происходить казнь?
– Внизу, у реки, там, где был ты. Инчу-Чуна увел вас нарочно.
– А я хочу при этом присутствовать! Какие пытки ждут его?
– Все, какие применяются к пленникам. Рэттлер – самый коварный из всех бледнолицых, попадавших когда-либо в руки апачей. Он просто так убил учителя Виннету, которого мы все почитали и любили, поэтому его по очереди подвергнут всем пыткам.
– Но это бесчеловечно!
– Зато справедливо!
– И ты сможешь смотреть на это?
– Да.
– Ты?! Девушка?!
Опустив длинные ресницы, Ншо-Чи потупилась, затем подняла голову и, глядя мне прямо в глаза, с укором спросила:
– Ты удивлен?
– Да. Женщинам нельзя смотреть на подобное зрелище.
– Так принято у вас?
– Да.
– Это неправда. Ты не лжец, ты просто ошибаешься.
– А ты считаешь, что можно?
– Конечно.
– Выходит, ты лучше меня знаешь наших женщин и девушек!
– Просто ты их не знаешь! Когда ваши преступники предстают перед судом, то это можно слушать всем, да?
– Да, верно.
– Мне рассказывали, что в суде собирается больше слушательниц, чем слушателей. Разве это место для белых скво? И хорошо ли, что их тянет туда любопытство?
– Нет.
– А когда у вас казнят убийц, вешают или отрубают голову, разве при этом нет скво?
– Так было раньше.
– А теперь им запрещено?
– Да.
– И мужчинам тоже?
– Да.
– Значит, нельзя никому? А если бы разрешили, женщины обязательно бы пришли. Ты напрасно думаешь, что женщины бледнолицых нежные создания. Они прекрасно переносят боль, но не свою, а других людей и животных. Я не бывала у вас, но мне рассказывал об этом Клеки-Петра. Виннету тоже бывал в больших городах, а вернувшись, рассказал мне о том, что видел и слышал. Ты знаешь, что ваши скво вытворяют с животными во время приготовления пищи?
– Что же они вытворяют?
– Сдирают живьем кожу, вырывают еще из живых внутренности и живыми бросают в кипяток. А известно ли тебе, что делают шаманы бледнолицых?
– Что?
– Они бросают в кипяток живых собак, чтобы узнать, сколько те вытерпят, выкалывают им глаза и вырывают языки, режут и мучают, чтобы потом написать книжки.
– Но это вивисекция, и она нужна для науки.
– Науки? От Клеки-Петры я многое узнала, поэтому понимаю, что ты имеешь в виду. Как ваш Великий Дух терпит такую науку, которая не может обойтись без издевательств над животными? И все это ваши шаманы вытворяют у себя дома, а ведь там живут и их жены. Может быть, они не слышат криков несчастных животных? Разве ваши скво не держат в клетках птиц и не знают, как те страдают? Разве тысячи ваших женщин не радуются, когда на скачках наездники насмерть загоняют лошадей? А там, где дерутся ваши боксеры, разве нет ваших скво? Я еще молода и неопытна, вы называете меня дикаркой, но ваши хрупкие женщины способны на такие поступки, от которых я прихожу в ужас. Нежные и прекрасные белые скво с улыбкой на устах смотрят, как наказывают их рабов и забивают до смерти черных служанок, а ты негодуешь, что я, девушка, могу без содрогания смотреть на казнь подлого убийцы. Да, могу, ведь он умрет той смертью, какую заслужил. И я хочу это видеть. Ты осуждаешь меня за это? А если и так, то кто виноват, что глазам краснокожих стали привычны такие картины? И не сами ли белые вынуждают нас отвечать жестокостью на жестокость?
– Сомневаюсь, чтобы белый судья приговорил индейца к пыткам у столба.
– Судья? Не обижайся, но сейчас я повторю то, что так часто тебе приходилось слышать от Хокенса: ты еще слишком молод и неопытен! Какие могут быть судьи на Диком Западе? Здесь сильный судит слабого. Скажи, а что делается в лагерях у костров бледнолицых? Сколько наших воинов, павших в борьбе с завоевателями, погибло не от пули или ножа в бою, а от пыток в плену! А ведь они виноваты лишь в том, что защищали свою землю! Убийца будет наказан по заслугам, так решили апачи. И я, дочь своего племени, пойду туда, чтобы увидеть, как убийца Клеки-Петры примет заслуженное наказание.
Я знал эту прекрасную юную индеанку тихой и нежной, но теперь передо мной стояла негодующая, с горящим взглядом богиня возмездия, не ведающая жалости. Как она была прекрасна! Осуждать ее я не смел – девушка была во всем права.
– Хорошо, иди, но я тоже пойду с тобой, – сказал я.
– Лучше останься! – попросила она совершенно иным тоном. – Инчу-Чуна и Виннету будут недовольны.
– Они рассердятся?
– Нет, просто не хотят, чтобы ты смотрел на казнь, но и не запретят, ведь ты наш брат.