Виннету - Страница 71

– Значит, это ты… ты… ты нас освободил? Тебе мы обязаны и свободой, и жизнью! – донельзя взволнованный, вскричал Виннету.

Куда подевались его обычная невозмутимость! Он взял меня за руку и повел к сестре, которая стояла в стороне, не сводя с нас глаз. Он остановился перед ней и сказал:

– Ншо-Чи видит смелого воина, который освободил меня и отца, когда кайова привязали нас к деревьям. Пусть Ншо-Чи поблагодарит его!

Виннету прижал меня к груди и поцеловал в обе щеки, а Ншо-Чи подала мне руку и произнесла только одно слово:

– Прости!

Вместо благодарности девушка просила прощения! За что? Я все понял. За то, что в душе она усомнилась во мне. Она знала меня лучше других, но поверила в мою мнимую трусость. Усомнилась в моей честности и отваге; для нее важнее благодарности, которой требовал от нее Виннету, было получить мое прощение. Я пожал ей руку и ответил:

– Ншо-Чи вспомнила, о чем я ей говорил? Мои слова сбылись. Теперь моя сестра верит мне?

– Я верю моему белому брату!

Тангуа стоял поблизости, злой и угрюмый. Я подошел к нему и, глядя прямо в глаза, спросил:

– Вождь кайова Тангуа лжец или он предпочитает правду?

– Ты хочешь меня обидеть?

– Нет, но я хочу знать, что думать о тебе. Отвечай!

– Шеттерхэнд знает, что я люблю правду.

– Проверим! Ты всегда выполняешь условия договора?

– Да.

– Тогда так должно быть всегда, ибо тот, кто не соблюдает обещание, достоин презрения. Помнишь, что ты мне обещал?

– Когда?

– Когда я стоял у столба.

– Тогда я о многом говорил.

– Это правда, но ведь ты догадываешься, о чем я веду речь?

– Нет.

– Тогда я вынужден напомнить тебе – ты желал разделаться со мной.

Он весь съежился.

– В самом деле?

– Да. Тебе хотелось размозжить мне череп.

Тангуа явно испугался.

– Не… помню… – запинаясь, прошептал он. – Шеттерхэнд неправильно меня понял.

– Виннету все слышал и может подтвердить.

– Да, – с готовностью подтвердил Виннету. – Тангуа хотел рассчитаться с Шеттерхэндом и хвастался, что размозжит ему череп.

– Слышишь? Это твои слова! Что ж, выполняй обещание!

– Ты этого требуешь?

– Да. Ты назвал меня трусливой жабой. Ты оклеветал меня и сделал все, чтобы погубить нас. Тогда ты был храбрым. Хватит ли тебе теперь храбрости, чтобы сражаться со мной?

– Я сражаюсь только с вождями!

– Я и есть вождь!

– Как это ты докажешь?

– Просто: повешу тебя на первом попавшемся дереве, если ты откажешься от боя со мной.

Для индейца угроза быть повешенным является смертельной обидой. Выхватив из-за пояса нож, Тангуа разразился угрозами и бранью:

– Собака, я заколю тебя!

– Хорошо, но только в честном поединке!

– И не подумаю! Я не хочу иметь дела с Шеттерхэндом!

– А когда я был связан и беззащитен, ты хотел иметь со мной дело, подлый трус!

Тангуа был готов кинуться на меня, но между нами встал Виннету.

– Мой брат Сэки-Лата прав. Тангуа пытался очернить и погубить тебя. Если теперь Тангуа не сдержит слово, значит, он трус и должен быть изгнан из своего племени. Решай немедленно, мы не хотим, чтобы говорили, будто апачи принимают у себя трусов. Что собирается сделать вождь кайова?

Тангуа обвел взглядом плотные ряды индейцев. Апачей было в четыре раза больше, чем кайова, к тому же последние находились на чужой территории. Нельзя было допустить ссоры между двумя племенами, особенно сейчас, когда кайова доставили богатый выкуп, а их вождь все еще был пленником апачей.

– Я подумаю, – ответил уклончиво Тангуа.

– Мужественный воин долго не думает. Либо будешь бороться, либо тебя всю жизнь будут называть трусом.

– Тангуа трус? Тому, кто осмелится так сказать, я вонжу нож в сердце!

– Я так скажу, – гордо и спокойно произнес Виннету, – если ты не сдержишь слово, данное Шеттерхэнду.

– Сдержу!

– Значит, ты готов сразиться с ним?

– Да.

– Немедленно?

– Немедленно! Я жажду его крови!

– Теперь надо решить, каким видом оружия вы будете сражаться.

– Кто должен решить?

– Сэки-Лата.

– Почему?

– Потому что ты его обидел.

– Нет, это я должен выбирать оружие.

– Ты?

– Да, я, потому что это он обидел меня. Я вождь, а он просто бледнолицый. Значит, я важнее его.

Я решил спор:

– Пусть Тангуа выбирает, мне все равно, каким оружием победить его.

– Ты не победишь меня! – крикнул Тангуа. – Неужели ты думаешь, я соглашусь сражаться на кулаках, зная, что ты всегда побеждаешь в таком поединке, или на ножах, чтобы ты убил меня, как Мэтан-Акву, или на томагавках, что даже для Инчу-Чуны оказалось не под силу?

– Что же ты выбираешь?

– Мы будем стреляться, и моя пуля пронзит твое сердце!

– Согласен. А мой брат Виннету заметил, в чем признался Тангуа?

– Нет.

– Тангуа подтвердил, что я сражался с Ножом-Молнией, чтобы освободить апачей; до сих пор Тангуа отрицал это. Видишь, я имею право называть его лжецом!

– Лжецом? – крикнул Тангуа. – Ты поплатишься жизнью. Поскорее дайте ему ружье! Пусть поединок начнется немедленно, я заткну глотку этой собаке!

Свое ружье Тангуа держал в руке. Виннету послал воина в пуэбло за моим карабином и патронами, которые я всегда носил с собой, пока был на свободе. Все сохранялось в полном порядке. Виннету хоть и считал меня врагом, заботился о моих вещах.

– Пусть мой брат скажет, сколько раз и с какого расстояния вы будете стрелять, – обратился ко мне Виннету.

– Мне совершенно все равно, – ответил я. – Кто выбирает оружие, тот пусть и ставит условия.